Почти в неприличном слове
Во саду ли, в огороде,
На Уральской на природе
Встретились и подружились,
О делах разговорились
Дед из дальней деревушки,
По строительству избушки
Плотник, дока и кудесник,
По политике советник,
И гражданка городская,
Модная и заводная.
Благодатное соседство -
От печали грустной средство.
Деда дети в сад позвали,
Строить баню наказали.
Вкалывать ему привычно,
«За спасибо», безналично.
Для мадам фазенда - сфера
Творчества и атмосфера
На природе вдохновляет
И здоровье укрепляет.
Всю неделю одинёшек
Дед горбатится за грошик.
Он соседку ждёт в субботу
На тяжёлую работу.
Вновь настали выходные -
Беспросветно трудовые.
В сад соседка приезжает
И трудиться начинает.
Каждый на своём участке.
И мадам копает грядки,
Позабыв, что городская,
«Не деревня», заводская.
Смычка города с деревней (отрывок)
Автор: Елена Георгиевна Конева
Возвращение III, или «Бегство в народ»
Третий, и последний, выпуск приключений блудного попугая (1988) повествует о хождении «в народ».
Кеша решает «обрусеть».
По сути, все прежние бегства Кеши – своеобразный поиск правды, мифического Беловодья, обетованной Таити.
Свой поиск Кеша ведёт прежде всего в культурном поле, а именно, последовательно примыкает к тем или иным социальным трендам.
В первых двух выпусках Кеша побывал и диссидентом, и космополитом.
Внутренняя эмиграция не удалась, эмиграция на «Запад» разочаровала в капитализме.
Рождённый в Союзе, Кеша не сумел стать ни исполином духа, ни гражданином мира.
Но есть ещё один выход.
Где-то рядом, буквально под боком, существует ещё одна влиятельная культурная тенденция – русская, народническая, говорящая, что не нужно далеко ходить за правдой, – она рядом, за городом, в простоте, в чистоте аграрной жизни, в единении с природой.
События развиваются следующим образом.
Толстый рыжий кот сообщает помоечным завсегдатаям, что на лето он уезжает в деревню.
Примечательно, что кот - мажор во второй раз выступает законодателем модного течения.
В предыдущей серии он совратил Кешу джинсами и плеером.
Ужаленный завистью, Кеша спешит домой, чтобы потребовать от Вовки своей доли «русскости», совсем как персонаж из анекдота того времени – дотошный телефонный еврей, который звонит в общество Память:
«Правда ли, что евреи продали Россию, и если да, то где я могу получить мою долю?..»
Поехать в деревню не получается – Вовка заболел.
Мы видим Кешу уже в новом «русском» амплуа.
Вместо футболки на нём подобие бабьего крестьянского исподнего.
Он по-старушечьи брюзжит на Вовку: «Зимы ему мало болеть».
Как ни грустно, но в 1988 году Вовка, то есть Советский Союз был уже основательно болен.
Знал бы Кеша, что «Вовке» не суждено поправиться, что он протянет ещё три года, до августа 1991-го…
Печальные события ещё впереди, а Кеша тем временем собирает чемодан и отбывает на жительство в деревню, «к корням».
На трассе Кешу долго никто не подбирает.
Но вдруг на тракторе появляется Василий – воплощённое клише из художественных фильмов о деревне.
Во всяком случае, именно таким представляет городской обыватель Кеша сельского жителя.
Василий простоват, добродушен, гостеприимен.
Василий увозит Кешу в совхоз «Светлый путь».
Он вежлив и неизменно обращается к собеседнику на «Вы», в то время как высокомерный Кеша бестактно тыкает:
«Хочется запросто, с народом – как ты! Простыми парнями, какие у нас на каждом шагу!»
Василий возвращается из музея – он таким образом приобщался к «высокому».
Кеша поёт «Русское поле» – это его форма слияния с русской идентичностью.
Вообще, все культурные коды, которыми оперирует Кеша, чтобы найти подход к Василию, по сути стереотипы и создают лишь комический эффект.
Сложно представить себе что-то более нелепое, чем попугай (то бишь, еврей) в деревне.
Как выяснится позднее, он ещё и социально опасен. От Кеши одни проблемы и убытки.
Утром Кеша просыпается в деревенском доме, ищет завтрак, роняя горшки, пачкаясь в печке, с воплями призывая на помощь Василия.
Попугай не способен найти пропитание в доме, даже если оно просто стоит на столе.
После завтрака Кеша выходит на прогулку и знакомится с «хозяйством»: свинья с поросятами, лошадь, петух и куры.
Для попугая обитатели двора – публика.
И в деревне он занимается привычным делом, а именно хаотично воспроизводит городскую «культуру» – в данном случае микс из Антонова, Пугачёвой и бессмысленный набор фраз из «Сельского часа»:
«Скажите, сколько тонн клевера от каждой курицы - несушки будет засыпано в инкубаторы после обмолота зяби?»
У живности «искусство» не встречает поддержки, скорее недоумение и раздражение, разве что лошадь «ржёт» над самим исполнителем.
Доведя себя до творческой экзальтации – Кеша изображает исполнителя рок - н - ролла – попугай падает в колодец.
Его спасает вернувшийся Василий, а потом одалживает вымокшему попугаю картуз и ватник.
Кеша внутренне понимает свою никчёмность.
Во многих советских фильмах разыгрывается история неуклюжего неофита, который, попав в новую для него среду, упорным трудом ломает ситуацию и вырывается в ударники.
Кеша тоже одержим идеей доказать свою значимость и полезность: «Я смогу, я докажу, я покажу! Обо мне узнают. Обо мне заговорят!»
Но преображения не происходит. Кеша оказывается неспособным к крестьянскому труду. (По-хорошему, к труду вообще.)
Он разрушителен как Чубайс или Гайдар, которые несколько лет спустя продемонстрируют стране свои ужасные таланты…
Сев в трактор Василия, Кеша вначале разносит во дворе постройки, а потом сваливает трактор в реку.
Василий при этом проявляет чудеса толерантности – только вздыхает да обречённо машет рукой.
В попугае просыпается совесть, точнее, даже не совесть, а её актерский суррогат, Кеша клеймит себя, называет ничтожеством, жалкой личностью и решает «умереть как мужчина».
(Кстати, это первый и последний раз, когда попугай декларирует свою мальчуковость, ведь всё его поведение это – перепев анекдотичной еврейской жены, у которой, как известно, «всё болит».)
Повешение на проводе от лампочки превращается в спектакль.
Свиньи, лошадь, да и сам Василий с любопытством следят за процессом.
При этом никто не пытается остановить попугая – уж слишком много от него вреда.
Образ Кеши начисто лишён драматизма: Есенина из попугая не получается. Василий отправляет его домой в посылке.
Обитатели помойки встречают вернувшегося кота. Тот наверняка не ходил в народ, а был просто дачником.
Но тут появляется Кеша. На нём ватник и картуз – он, как всегда, «в образе».
Щёлкнув кнутом, Кеша разражается тирадой обезумевшей деревенской прозы:
«Эх вы! Жизни не нюхали?! А я цельное лето, цельное лето: утром покос, вечером надои, то корова опоросится, то куры понеслись.
А тут вишня взошла! Свекла заколосилась! Пашешь, как трактор!
А ежели дождь во время усушки, а?», закуривает «козью ножку», давится «дымом отечества», заходится кашлем…
из сборника рассказов Михаила Елизарова - «Бураттини. Фашизм прошёл. Мультфильмы.»
