В предчувствиях на каждом шаге
Я хочу узнать тебя побольше.
Полюбить всего, а не от части.
Я побыть с тобой хочу подольше,
Обрести своё второе счастье.
Я хочу обнять тебя покрепче,
Ощутить, что ты со мною рядом.
Я хочу, чтоб стало много легче,
Когда встречусь с твоим нежным взглядом.
Я хочу узнать тебя побольше
Автор: Елена Романова 9
Тревожная музыка без слов, музыка наводящая ужас - "Мёртвый лес"
Глава VII (Фрагмент)
Христиана легла очень поздно, но лишь только в не затворённое окно потоком красного света хлынуло солнце, она проснулась.
Она поглядела на часы — пять часов — и снова вытянулась на спине, нежась в теплоте постели.
На душе у неё было так весело и радостно, как будто ночью к ней пришло счастье, какое-то большое, огромное счастье.
Какое же? И она старалась разобраться, понять, что же это такое — то новое и радостное, что всю её пронизывает счастьем.
Тоска, томившая её вчера, исчезла, растаяла во сне.
Так, значит, Поль Бретиньи любит её!
Он казался ей совсем другим, чем в первые дни.
Сколько ни старалась она вспомнить, каким видела его в первый раз, ей это не удавалось.
Теперь он стал для неё совсем иным человеком, ни в чём не похожим на того, с кем её познакомил брат.
Ничего в нём не осталось от того, прежнего Поля Бретиньи, ничего: лицо, манера держаться и всё, всё стало совсем другим, потому что образ, воспринятый вначале, постепенно, день за днём, подвергался переменам, как это бывает, когда человек из случайно встреченного становится для нас хорошо знакомым, потом близким, потом любимым.
Сами того не подозревая, мы овладеваем им час за часом, овладеваем его чертами, движениями, его внешним и внутренним обликом.
Он у нас в глазах и в сердце, он проникает в нас своим голосом, своими жестами, словами и мыслями.
Его впитываешь в себя, поглощаешь, всё понимаешь в нём, разгадываешь все оттенки его улыбки, скрытый смысл его слов; и наконец кажется, что весь он, целиком принадлежит тебе, настолько любишь пока ещё безотчётной любовью всё в нём и всё, что исходит от него.
И тогда уж очень трудно припомнить, каким он показался нам при первой встрече, когда мы смотрели на него равнодушным взглядом.
Поль Бретиньи любит её!
От этой мысли у Христианы не было ни страха, ни тревоги, а только глубокая благодарная нежность и совсем для неё новая, огромная и чудесная радость — быть любимой и знать это.
Только одно беспокоило её: как же теперь держать себя с ним, как он будет держаться?
Этот щекотливый вопрос смущал её совесть, и она отстраняла подобные мысли, полагаясь на своё чутьё, свой такт, решив, что сумеет управлять событиями.
Она вышла из отеля в обычный час и увидела Поля — он курил у подъезда папиросу. Он почтительно поклонился.
— Доброе утро, сударыня! Как вы себя чувствуете сегодня?
— Благодарю вас, — ответила она с улыбкой, — очень хорошо. Я спала прекрасно.
И она протянула ему руку, опасаясь, что он задержит её руку в своей. Но он лишь слегка пожал её, и они стали дружески беседовать, как будто оба всё уже позабыли.
За весь день он ни словом, ни взглядом не напомнил ей о страстном признании у Тазенатского озера.
Прошло ещё несколько дней, он был всё таким же спокойным, сдержанным, и у неё вернулось доверие к нему.
«Конечно, он угадал, что оскорбит меня, если станет дерзким», — думала она.
И надеялась, твёрдо верила, что их отношения навсегда остановятся на том светлом периоде нежности, когда можно любить и смело смотреть друг другу в глаза, не мучась укорами совести, ничем её не запятнав.
Всё же она старалась не удаляться с ним от других.
Но вот в субботу вечером, на той же неделе, когда они ездили к Тазенатскому озеру, маркиз, Христиана и Поль возвращались в десятом часу в отель, оставив Гонтрана доигрывать партию в экарте (*) с Обри - Пастером, Рикье и доктором Онора в большом зале казино, и Бретиньи, заметив луну, засеребрившуюся сквозь ветви деревьев, воскликнул:
— А хорошо было бы пойти в такую ночь посмотреть на развалины Турноэля!
И Христиану тотчас увлекла эта мысль — лунный свет, развалины имели для неё то же обаяние, как и почти для всех женщин.
Она сжала руку отца:
— Папа, папочка! Пойдём туда!
Он колебался, ему очень хотелось спать. Христиана упрашивала:
— Ты только подумай: Турноэль и днём необыкновенно красив, — ты ведь сам говорил, что никогда ещё не видел таких живописных развалин. Этот замок, и эта высокая башня… А ты представь себе, как же они должны быть прекрасны в лунную ночь!
Маркиз наконец согласился.
— Ну хорошо, пойдёмте. Только с одним условием: полюбуемся пять минут и сейчас же обратно. В одиннадцать часов мне полагается уже лежать в постели.
— Да, да. Мы сейчас же вернёмся. Туда и идти-то всего двадцать минут.
И они направились втроем к Турноэлю. Христиана шла под руку с отцом, а Поль рядом с нею.
Он рассказывал о своих путешествиях по Швейцарии, по Италии и Сицилии, описывал свои впечатления, восторг, охвативший его на гребне Монте - Роза, когда солнце взошло над грядой покрытых вечными снегами исполинов, бросило на льдистые вершины ослепительно яркий белый свет и они зажглись, словно бледные маяки в царстве мёртвых.
Он говорил о том волнении, которое испытал, стоя на краю чудовищного кратера Этны, почувствовав себя ничтожной букашкой на этой высоте в три тысячи метров, среди облаков, видя вокруг лишь море и небо — голубое море внизу, голубое небо вверху, и когда, наклонившись над кратером, над этой страшной пастью земли, он чуть не задохнулся от дыхания бездны.
Он рисовал то, что видел, широкими мазками, сгущая краски, чтобы взволновать свою молодую спутницу, а она жадно слушала его и, следуя мыслью за ним, как будто сама видела все эти величественные картины.
Но вот на повороте дороги перед ними вырос Турноэль.
Древний замок на островерхой скале и высокая тонкая его башня, вся сквозная от расселин, пробоин, ото всех разрушений, причинённых временем и давними войнами, вырисовывались в призрачном небе волшебным видением.
Все трое в изумлении остановились. Наконец маркиз сказал:
— В самом деле, очень недурно. Словно воплощённый фантастический замысел Гюстава Доре (**). Посидим тут пять минут.
И он сел на дёрновый откос дороги.
Но Христиана, не помня себя от восторга, воскликнула:
— Ах, папа, подойдём к нему поближе! Ведь это так красиво, так красиво! Умоляю тебя!
На этот раз маркиз отказался наотрез:
— Ну уж нет, дорогая. Я сегодня нагулялся, больше не могу. Если хочешь посмотреть поближе, ступай с господином Бретиньи, а я здесь подожду.
Поль спросил:
— Хотите, сударыня?
Она колебалась, не зная, как быть, — боялась остаться с ним наедине и боялась оскорбить этим недоверием порядочного человека.
— Ступайте, ступайте, — повторил маркиз. — Я вас здесь подожду.
Тогда она подумала, что отцу ведь будут слышны их голоса, и сказала решительно:
— Идёмте, сударь.
И они пошли вдвоём по дороге.
Но уже через несколько минут её охватило мучительное волнение, смутный, непонятный страх — страх перед чёрными развалинами, страх перед ночью, перед этим человеком.
Ноги вдруг перестали слушаться её, как в тот вечер у Тазенатского озера, они как будто вязли в болотной топи, каждый шаг давался с трудом.
из романа французского писателя Ги де Мопассана - «Монт - Ориоль»
___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________
(*) доигрывать партию в экарте - «Экарте» — карточная игра для двух игроков. Изобретена слугами высших домов Франции. В переводе с французского название слово écarté переводится как «сброшенный», «выброшенный».
(**) Словно воплощённый фантастический замысел Гюстава Доре - Гюстав Доре (Луи Огюст Гюстав Доре) — французский график, живописец и скульптор, один из самых плодовитых и популярных мастеров книжной иллюстрации XIX века.
